Отомщенный любовник - Страница 31

Здорово. Теперь, когда глаза вновь увлажнились, она уже не могла обвинить в этом колючий ветер.

Боже, она что, плакала? Из-за того, что вполне может оказаться каким-то недоразумением? Из-за парня, которого она едва знала? Почему это так много для нее значило?

Ах, да он тут вообще ни при чем. Проблема в ней. Элена ненавидела тот факт, что ничего не изменилось с тех пор, как она вышла из дома – она все еще была одна.

Пытаясь взять все под контроль, буквально, она взялась за ручку, но не смогла заставить себя зайти внутрь. Образ той дрянной, слишком прибранной кухни, привычный звук скрипящей лестницы, ведущей в подвал, и пыльный бумажный запах комнаты ее отца были такими же знакомыми, как и ее отражение в любом зеркале. Сегодня это слишком заметно, яркий свет резал глаза, звук ревел в ушах, нос атаковал ужасный смрад.

Она опустила руку. Свидание было карточкой «освобождение из тюрьмы». Спасением с острова. Рукой, тянущейся к обрыву, на котором она висела.

Отчаяние, как ничто иное, заставило ее вновь сосредоточиться. Не было смысла идти с кем-то на свидание, если таково ее настроение. Это было бы нечестно по отношению к парню и бесполезно для нее. Когда Стефан снова с ней свяжется, если свяжется, она просто скажет, что была слишком занята…

– Элена? Ты в порядке?

– Люси! – Элена отскочила от задней двери, которую, очевидно, распахнула настежь. – Прости, я просто… просто задумалась. Как отец?

– Хорошо, честно хорошо. Сейчас он снова спит.

Люси вышла из дома и закрыла дверь, не выпуская на улицу тепло из кухни. Спустя два года она стала до боли знакомой, ее одежда в стиле бохо и длинные волосы, цвета соли с перцем, даже успокаивали. Как обычно, в одной руке она держала санитарный чемоданчик, а на другом плече висела большая сумка. Внутри первой был стандартный набор для измерения кровяного давления, стетоскоп, и некоторые несильные лекарства – Элена видела, как женщина пользовалась всем этим. А в сумочке лежали кроссворд «Нью-Йорк Таймс», мятная жвачка «Wrigley», которую ей нравилось жевать, бумажник и персиковая помада, которую она регулярно наносила на губы. Элена знала о кроссворде, потому что Люси с отцом разгадывали их вместе, о жвачке из-за оберток, оставленных в мусорном ведре, помада была очевидна. А насчет бумажника она догадывалась.

– Как ты? – спросила Люси, глядя на нее чистыми и сосредоточенными серыми глазами. – Ты немного рано.

– Он меня продинамил.

То, как Люси положила руку Элене на плечо, – вот, что делало женщину великолепной сиделкой – она одним прикосновением выражала успокоение, тепло и сочувствие, и все это помогало понизить кровяное давление, пульс и волнение.

И прояснить голову.

– Мне жаль, – сказала Люси.

– О, нет, так даже лучше. То есть, у меня высокие запросы.

– Серьезно? Ты казалась довольно рассудительной, когда рассказывала мне об этом. Ты собиралась просто выпить кофе…

– Нет, – почему-то она сказала правду. – Я искала выхода. Что никогда не произойдет, потому что я никогда его не оставлю. – Элена покачала головой. – Но все равно, огромное спасибо, что пришла…

– Это не обязательно должно быть либо/либо. Ты со своим отцом…

– Я, правда, ценю то, что ты сегодня рано пришла. Было мило с твоей стороны.

Люси улыбнулась, как Катя чуть раньше вечером – сдержанно, грустно.

– Ладно, оставлю эту тему, но мнение свое не изменю. Ты можешь завести отношения, оставаясь при этом хорошей дочерью для своего отца. – Люси оглянулась на дверь. – Слушай, тебе придется присматривать за раной на его ноге. Той, что он сделал гвоздем. Я наложила новую повязку, но волнуюсь о ней. Думаю, попала инфекция.

– Хорошо, спасибо.

Когда Люси дематериализовалась, Элена зашла в кухню, закрыла дверь, заперла и направилась в подвал.

Отец спал в своей комнате, на огромной викторианской кровати, массивное резное изголовье напоминало обрамленный изгиб надгробия. Его голова покоилась на стопке белых шелковых подушек, а кроваво-красное бархатное одеяло было идеально подогнуто на середине груди.

Он выглядел как отдыхающий король.

Когда психическое расстройство всерьез взялось за него, его волосы и борода поседели, из-за чего Элена начала волноваться, что на нем станут проявляться перемены, свидетельствующие о конце жизни. Но пятьдесят лет спустя он все еще выглядел так же, на лице – ни морщинки, руки сильны и уверены.

Это было так сложно. Она даже представить не могла жизни без него. А также – настоящей жизни с ним.

Элена прикрыла дверь и пошла в собственную комнату, где приняла душ, переоделась и растянулась на кровати. Все, что было у нее – так это двуспальная кровать без изголовья, одна подушка и хлопчатобумажные простыни, но ее не волновали роскошные вещи. Ей нужно место, куда можно положить уставшие кости в конце каждого дня, и только.

Обычно она немного читала перед сном, но не сегодня. У нее просто не было сил. Потянувшись в сторону, Элена выключила лампу, скрестила ноги в щиколотках и вытянула руки.

Улыбнувшись, она поняла, что они с отцом спали в абсолютно одинаковой позе.

В темноте, она подумала о Люси, и о том, как та относилась к болезни отца. Быть хорошей медсестрой значит беспокоиться о состоянии пациентов, даже когда ты уходишь. Обучать членов семьи тому, что требуется для лечения на дому, быть источником.

Эту работу нельзя просто свалить на кого-то другого, потому что твоя смена закончилась.

Она снова со щелчком включила лампу.

Встав, она подошла к лэптопу, который бесплатно забрала из клиники, когда там усовершенствовали компьютерную систему. Интернет-соединение было медленным, как и всегда, но, в конце концов, она получила доступ к базе медицинских файлов клиники.