Отомщенный любовник - Страница 10

Именно по этой причине, если нормальный, среднестатистический вампир узнает о пожирателе грехов, разгуливавшим среди честного народа, по закону он обязан сообщить о симпате, чтобы того депортировали или наказали за преступное деяние. Контроль над местонахождением социопатов и ограждение их от нравственных и законопослушных граждан – здравый инстинкт самосохранения любого общества.

Через двадцать минут Рив подъехал к железным воротам, функциональность которых преобладала над внешним видом. Они были лишены всякого изящества, лишь прочные трубы, спаянные вместе и увенчанные свернутой кольцами колючей проволокой. Слева был интерком, и когда Рив опустил стекло, чтобы нажать кнопку вызова, камеры видеонаблюдения были обращены на перед его автомобиля, лобовое стекло и боковую дверь со стороны водителя.

Поэтому он не удивился, когда раздался напряженный женский голос:

– Господин… мне не сказали, что у вас назначен прием.

– Он не назначен.

Пауза.

– Так как ситуация не чрезвычайная, Вам придется ждать довольно долго. Может, Вы хотели бы назначить на…

Он посмотрел в объектив ближайшей камеры.

– Впустите меня. Сейчас же. Я должен увидеть Хэйверса. И это – чрезвычайная ситуация.

Он должен был вернуться в клуб и все проверить. Эти потраченные четыре часа были целой жизнью, когда дело касалось управления заведениями, вроде ЗироСам и Железной Маски. Дерьмо не случается в таких местах просто так, оно – стандартный порядок действий, и именно на его кулаке было вытатуировано «Последняя инстанция».

Спустя мгновение эти уродливые, прочные как скала, ворота открылись, и Рив не стал тратить время на подъездной дорожке в милю длиной.

Когда Рив проехал последний поворот, фермерский дом впереди не обещал той безопасности, которой обладал, если судить по внешнему виду. Двухэтажное дощатое строение едва ли походило на колониальное, и было максимально упрощено. Ни крыльца. Ни ставней. Ни дымоходов. Ни насаждений.

По сравнению со старым домом Хэйверса и клиникой, этот был жалким подобием садового ангара.

Рив припарковался напротив обособленных гаражей, где стояли и откуда выезжали машины скорой помощи. Он поежился от холода декабрьской ночи – еще один хороший знак – и потянулся к заднему сидению Бентли, чтобы взять свою трость и одну из многочисленных соболиных шуб. Наряду с онемением, еще одним побочным эффектом его защитной маски в виде лекарств было снижение температуры тела, которое превращало его вены в охлаждающую сетку. Жизнь днем и ночью в теле, которое он не мог чувствовать и согреть, отнюдь не праздник, но другого выбора не было.

Может, если бы его мать и сестра не были нормальными, он давно бы стал Дартом Вейдером, приняв темную сторону, проживал бы свои дни, трахая мозги приятелям-по-злу. Но он принял на себя обязанности главы семьи, тем самым застряв между плохой и хорошей стороной.

Рив обошел колониальный дом, подтянув соболиный мех ближе к горлу. Оказавшись у неприметной двери, он нажал на звонок на алюминиевой обшивке и посмотрел в электронный глазок. Мгновение спустя замок со скрипом открылся, и Рив протиснулся в белую комнату размером с гардеробную. После того, как он пристально посмотрел в объектив камеры, открылся очередной замок, скрытая панель сместилась назад, и он спустился по лестнице. Еще один пункт регистрации. Еще одна дверь. И затем он был внутри.

В каждой клинике приемная была местом дислокации для пациентов и семей, с рядами стульев, журналами на небольших столиках, телевидением и различными цветами. Эта была меньше, чем в старой клинике, но содержалась в чистоте и порядке. Две женщины, находящиеся здесь, застыли, увидев его.

– Пройдите сюда, господин.

Рив улыбнулся медсестре, которая обошла стол регистрации. Для него «долгое ожидание» всегда проходило в комнате для осмотра. Медсестры не любили, когда он распугивал посетителей, сидевших на стульях в приемной. Медперсонал также избегал его общества.

Никаких проблем. Его едва ли назовешь общительным.

Комната для осмотра, в которую его отвели, была расположена в обычном крыле клиники, и он уже был в ней однажды. Он успел побывать во всех комнатах.

– Доктор сейчас в хирургии, а остальной персонал занят другими пациентами, но я приведу коллегу, который снимет ваши жизненные показатели, так скоро, как только смогу.

Медсестра сбежала от него так, будто в коридоре кто-то срочно нуждался в реанимации, а разрядные электроды были только у нее.

Рив забрался на стол, не снимая шубы, и с тростью в руке. Чтобы скоротать время, он закрыл глаза и позволил эмоциям в здании просочиться в него, создавая в голове словно панорамный обзор: стены подвала исчезли, и эмоциональные сетки каждого индивида появились из темноты, множество уязвимых мест, беспокойство и слабости оказались выставленными напоказ его симпатической стороне.

У него был пульт ко всем, он инстинктивно знал, на какие кнопки давить у медсестры, переживавшей, что она больше не привлекала своего хеллрена… но которая, по-прежнему, много ела на Первой Трапезе. И у ее пациента, который рухнул с лестницы и повредил руку… потому что был пьян. Фармацевта, на другой части коридора, который до недавнего времени воровал Ксанакс для личной выгоды… пока не обнаружил скрытые камеры, установленные, чтобы вывести его на чистую воду.

Саморазрушение других – излюбленное реалити-шоу симпатов, и оно вдвойне приятно, когда сам выступаешь режиссером. И хотя, сейчас его зрение вернулось к «нормальному», и тело стало холодным и онемевшим, его внутренняя сущность была лишь спрятана, а не изгнана.